- Соул.

Она знает, что ей не больно.
В локти впиваются острые грани мелкого стекла, перемешанного с камнем, но ползет, призрачно чувствуя, как что-то инородное проникает под кожу на изодранных ногах - кажется, они больше не двигаются. Хруст заполняет слух, перекрывая сошедшие в тишину звуки мира вокруг. Есть только она и пепел его волос - ее ориентир.

Изломанное тело девушки трясется от напряжения, не позволяя движениям быть даже немного четкими. Стеклянно-каменная пыль, остающаяся позади, покрывается алым блестящим налетом, кое-где остаются обрывки черной и красной в клетку ткани. К крепкому запаху пороха и безумия примешивается свинец ее крови - не чувствует, ползет дальше. Спину кроит жестокий свет потерявшего свой облик солнца.

Она знает, что больше не будет больно.
Бледная кожа, покрытая словно нарисованными дрожащей кистью царапинами и ссадинами, стала ее, смерти, холстом.
Ей нужно ближе, нужны глаза, встречающие каждый ее взгляд вызовом, но пониманием; нужны губы, растягивающиеся в "акульей" ухмылке при любом удобном случае; нужны пальцы, длинные, тонкие - пальцы настоящего пианиста. ей нужно все без остатка. И было нужно всегда.
Она поднимает от земли руку и протягивает ее вперед, надеясь, что найдет пустоту иллюзии, но сломанные пальцы впиваются в прорези на рукаве оранжевой куртки, слишком знакомой, а оттого ненавистной. Впиваются сильнее, пытаясь найти под изорванной тканью спасительное тепло.

Протянутая рука изгибается под углом, останавливаемая стремительно теряющим контроль над ней разумом. Падает, словно тряпичная, но тянется дальше, находя в таких страшных тридцати сантиметрах затянутую в черно-оранжевую кожу руку. Пытается притянуть, но не под силу - девушка, глухо вскрикнув, рывком подтягивает тело на одном локте, разрывая вконец полы своего плаща и юбки, оставляя сверкать в прорезях кожи на ногах стеклянную пыль. Пальцами пытается нащупать под курткой что-то, переходя с рук на грудь, с груди на волосы, растрепанные и потерявшие всякий блеск. Девушка затихает, обессиленно склонив голову над его лицом с наблюдающими неведомое глазами.

Она знает, что уже его не найдет.
Нет слез, нет разрывающего изнутри плоть горя, нет прерывающего дыхание страха, но есть пустота. Спасительная ли - вопрос не в том. Она не затягивает - приглашает, прикасаясь к сломленным под тяжестью плечам мягко, почти невесомо. Ей нельзя сказать "нет", потому что это единственное, что имеет смысл. В чем она видит его и все-равно знает, что даже он останется где-то позади.
За матовой краснотой его глаз лежит такая же пустота. комната с разлетевшимся в щепки роялем и затянутыми черным полотном фотографиями на клетчатых стенах тоже опустела.
Ей некуда возвращаться.

- Пожалуйста.

Она не слышит своих слов, точно так же, как не услышала до этого крик. Больше нет ни отваги, ни смелости, ни надежды. Суть теряет свой смысл, превращаясь в ненужную шелуху. Ей кажется таковой каждое мгновение, сопровождающее биение ее сердца, глухими ударами отражающемся в сознании.

Ты жива, пока чувствуешь боль.

Кто ей это сказал она уже и не вспомнит - воспоминания стираются одно за другим, сбрасывая с себя нити памяти и чувств словно надоевшую шелуху старой краски: поначалу тускнеют, затем растворяются, оставляя лишь созданный прожитой жизнью каркас из улыбок и прикосновений. С тихим треском ломается каждый из них, пеплом оседая на подступающей черноте. Этот пепел - она сама, все, что делало ее именно той, кем была, кем сама себя называла. Теперь в словах нет никакого смысла, впрочем, как и в сути как таковой. Закончилось и оборвалось.

Лоб девушки опускается к его лицу, касаясь холодной, покрытой смесью пороха и крови, кожи. Сжимающие безжизненное тело руки слабеют, все больше напоминая руки куклы с оборванными к ним нитями. Она последним усилием открывает глаза, всматриваясь в пустоту за обрамленными алым зрачками и, кажется, находит там что-то, отчего на бледных губах появляется тень улыбки.

Все было решено когда душа перестала биться, не сумев найти рядом такого привычного и такого необходимого дыхания. У нее отказали ноги, затем остановилось дыхание, затихли мысли, оставив после себя неизвестную, но желаемую темноту.

Соул умер.
Пожалуй, ей тоже пора умереть.